Порыв ветра коснулся моего лица. Тьма рассеялась. В просвете густой листвы косо метнулось голубое небо. Сладкий запах переспелых плодов защекотал ноздри. До слуха донесся хриплый звериный рев, тут же перешедший в какие-то тревожные возгласы и нечленораздельное бормотание. Было похоже, что животное, издававшее эти звуки, безуспешно пытается подражать голосу человека.

Ни кресла, в котором я только что сидел, ни самой пневмокапсулы больше не было. Под ногами у меня пружинил толстый слой опавших листьев, а у самых глаз раскачивалась усеянная фиолетовыми цветами ветка дерева. Я потянулся к ней. Миг — и все вдруг опять заволокло темнотой...

В беспросветной черноте крест-накрест полыхнули две ослепительно белые молнии. Они озарили все вокруг, но не погасли, а словно бы растворились в ярком свете тут же наступившего дня. Сильный запах гари и опаленных перьев забивал дыхание., В глазах плясали алые языки пламени, охватившие расколотый ствол огромного дерева. Косматое обезьяноподобное существо, сгибаясь почти до земли, неуклюже бежало через поляну, на ходу пожирая обгорелую птицу.

— Началось! — услышал я восторженный голос Нкале.— По-моему, мы заходим к неандертальцам со стороны их предков!..

Я оглянулся. Нкале и Каген стояли в двух шагах позади меня. Солнечные блики переливались на их белых шлемах.

— А где Александр Петрович? — спросил я.

Мы растерянно смотрели друг на друга и озирались по сторонам. Академикова нигде не было. И горящее дерево куда-то пропало. Перед нами синело озеро. Мы стояли над ним на краю небольшого песчаного оползня, а чуть ниже, почти у самой воды, сидело совершенно голое человекообразное существо. Оно сидело на корточках, повернувшись к нам сутулой черноволосой спиной. В его правой руке был зажат круглый камень, которым оно старалось раздробить выпачканную землей розовато-белую кость. С концов кости свисали обрывки свежих окровавленных сухожилий. Как только кость лопнула, существо с жадностью начало высасывать мозг из ее осколков. При этом оно боком повернулось к нам, и мы увидели

полузвериное, обросшее длинной шерстью лицо с оскаленными, как у гориллы, клыками, низким покатым лбом и...

— Ой!..— не своим голосом взвизгнула Нкале.

Если бы я не видел, как исказилось лицо Кагена, если бы не чувствовал, как дрожит Нкале, я бы решил, что схожу с ума... На хищной перепачканной кровью морде, под нависающими надбровными дугами, сверкали очки профессора Академикова!

— Оно пожирает Ал-лерсканда Пп-перловича! — заплетающимся языком пролепетал Каген.

— Как, как ты меня назвал?.. — знакомый насмешливый голос прозвучал у меня над ухом... — Кто это меня пожирает?

Наш ученый друг стоял позади нас, спокойно протирая очки.

Не в силах произнести ни слова, я мотнул головой в ту сторону, где только что плескалось озеро. Ни озера, ни того... странного!..

Далеко внизу простиралась заросшая густым лесом горная долина. Под нашими ногами был крутой каменистый склон, поросший цветущими кустами шиповника. С одной стороны склон отвесно обрывался в долину, с другой переходил в хаос громоздящихся друг над другом великанских утесов. Над отдаленной снеговой вершиной в прозрачном утреннем небе кружил орел...

— Ну вот, мы почти на месте... — как ни в чем не бывало сказал Александр Петрович. Он небрежно бросил взгляд на свой таймер, — 50 тысяч лет до нашей эры, прошу проверить! Ос тается найти пещеру, в которой живет Шани дар... Пошли!.. — Академиков решительно дви нулся вдоль склона к темнеющему впереди вхо- ду в ущелье.

Происшествию с очками он, очевидно, не придавал никакого значения. Или, наоборот, придавал! Но хотел отвлечь от него наше внимание, чтобы не давать объяснений... Только он недооценил Кагена!

Едва мы сделали несколько шагов вслед за Александром Петровичем, Каген заставил нас немного отстать.

— Слушайте, — страшным шепотом сказал он,— я все понял. Система что-то напутала в начале программы. Это был сам Александр Петрович, только превратившийся в своего первобытного предка!

— Вот еще! — возмутилась Нкале.— Почему это именно он превратился в своего предка, а мы нет?

— Не догадываешься? — Каген снисходительно усмехнулся. — Он кто? Он — обыкновенный земной человек! А мы — пришельцы с дру гой планеты. О наших предках Система ничегоне знает!..

Каген был так доволен своей догадливостью, что чуть было не перешагнул через край обрыва.

Поразительное открытие Кагена совершенно ошеломило меня. “Что будет, если искажение коснулось не только начала программы? В каком еще виде появится перед нами профессор?” — думал я, с опаской наблюдая за Александром Петровичем. Он шагал впереди меня, выбирая путь среди скал. За моей спиной слышались возбужденные голоса Нкале и Кагена. Занятый своими мыслями, я не прислушивался к тому, о чем они говорили. ,

Склон розовел цветущими кустами шиповника. Зеленовато-бурые ящерицы сновали в редкой траве между камней и блаженно грелись на солнышке, щюря круглые птичьи глазки. В голубом небе проплывали пушистые белые облака... Если бы я не знал, что Машина отнесла нас на целых 50 тысяч лет назад, в далекое прошлое этой планеты, я бы сказал, что ландшафт не представлял собою ничего особенного. А между тем чего-то мне не хватало. Но чего?.. И вдруг до меня дошло!

— Почему ты остановился, Тькави? — удивленно спросила Нкале, поравнявшись со мной. — Что-нибудь потерял?

— Так, — ответил я, — пустяки... Ты не знаешь, где наши тени?

— Дома!.. — небрежно сказал Каген, подходя к нам. — Хочешь опыт?

Не дожидаясь ответа, он шагнул вперед к маленькой хохлатой птичке, которая чирикала среди камней, доверчиво поглядывая в нашу сторону. Птичка и не думала улетать — она не боялась.

Внезапно Каген занес ногу и наступил на пичугу...

Бац!.. От моего толчка Каген отлетел в сторону и, не удержавшись на ногах, нырнул головой в пышно разросшийся куст шиповника.

— Настоящий булыжник! Пень!.. — кричал он мне оттуда. — Темный неандерталец! Я имею виду тебя...

Хохлатая пичуга как ни в чем не бывало беззаботно подпрыгивала на своих тонких ножках, чирикая во все горло.

Еще ничего толком не понимая, но уже догадываясь кое о чем, я провел рукой поперек куста. Рука почувствовала прикосновение ветвей, но они не задержали ее. То ли она прошла сквозь ветви, то ли они сквозь нее — решить было невозможно. Во всяком случае, глядя на

землю, я видел тень куста, через который проносил руку, и не видел тени своей руки.

— Мы ничего не можем изменить в этом мире, — сказала Нкале. — Даже сорвать цветок...

— Ни-че-го! — делая вид, что боится подойти ко мне, подтвердил Каген. — Мы видим и чувствуем все, а нас ни увидеть, ни почувство
вать никто не может. Это потому, что Система действует в обход Постулата Причинности! Понял?

Академиков издали махал нам рукой. Он успел довольно сильно опередить нас и теперь стоял на выступе скалы перед входом в ущелье. Мы поспешили присоединиться к нему. Дальше дороги не было. Скалистый выступ, словно балкон, нависал над бездной. Метров на триста ниже нас, в темной глубине пропасти, грохотал и пенился бурный горный поток. Уходящие круто вверх, обнаженные скалы громоздились над нами.

— В этих местах часто бывают землетрясения, — пояснил Александр Петрович.

Он указал на противоположную сторону пропасти, где несколько вывернутых с корнями и уже засыхающих сосен свисали над бездной. То здесь, то там из-под навала камней виднелись ободранные ветви и корни. Две половины расщепленного во всю длину дерева медленно раскачивались на ветру, образовав треугольную арку над разделившей их трещиной в скале.

— Спустимся вниз на крыльях, — предложил Каген. — А там...

Надрывный раздирающий уши звук внезапно потряс окрестности, отразился в ущельях и поплыл над горами перекатами постепенно стихающего многоголосого эха. Горы выли, всхлипывали и хохотали. Ни источника звука, ни места его возникновения мы не могли определить.